Евгений Найштетик: Пять заметок с BIO-Europe 2020

Конференция BIO-Europe вот уже четверть века является одним из самых знаковых событий в мире био- и медтехники.

Именно поэтому здесь нередко увидишь коллег не только из Европы, но и из топовых исследовательских центров США, Японии, Китая и Австралии.

В этот раз я впервые побывал там в качестве спикера из когорты призеров Европейского технологического института, организации, которой Европейская Комиссия поручила внедрять перспективные технологии на европейском континенте.

Несмотря на то, что я участвовал в мероприятии с нашим ЭКГ сенсором SenceBand, мне, как в прошлом «парню из большой фармы», было интересно, что происходит в биологии, так как основные тектонические сдвиги происходят именно там.

И я не ошибся.

1. Редкие заболевания становятся локомотивом для внедрения новых технологий лечения по большинству заболеваний

Когда в 2004 году мы с коллегами из Джензайма рассказывали о том, что наша компания с помощью сложных биореакторов выращивает из клеток яичников китайских хомячков фермент, который из-за генетической аномалии не вырабатывается у 5 тысяч детей по всему миру, как правило, и врачи, и коллеги по цеху смотрели на нас, мягко скажем, странно.

Точно так же смотрели и на представителей других компаний, которые занимались сиротскими (редкими) заболеваниями. Это потом «сиротские» компании били рекорды по сделкам слияния и поглощения. Но в начале, что разработчики, что маркетологи выглядели такими себе маргиналами от фармы.

Мы все верили, что те технологии таргетной терапии, которые мы обкатываем на редких заболеваниях в виду своей многочисленности, так или иначе изменят подходы к диагностике, профилактике и лечении всего спектра заболеваний.

В сущности, так оно и произошло. Новые методы лечения редких заболеваний стали триггером в развитии генной, иммунной и заместительной терапии нового поколения.

Дело в том, что редкие генетически обусловленные аномалии невозможно пролечить частично. Вы либо попадаете в цель, либо нет. Поэтому препараты, которые разрабатываются для «сироток» все чаще и чаще становятся платформенными для лечения более многочисленных пациентских когорт.

Кроме того, для сиротских препаратов были применены регуляторные поблажки, поэтому на рынок они попадали не через 15 лет после успешных доклинических исследований, а значительно раньше. Таким образом можно было обкатывать более поздние этапы технологической и производственной готовности для несироток в компаниях, которые уже генерировали прибыль.

К примеру, компания Neurogene, начав с препарата для лечения болезни Баттена, двигается к препаратам для лечения лизосомных болезней накопления и далее более широкий неврологический спектр с помощью своего платформенного решения для векторной терапии.

2. Персонализированная терапия и информатика

Персонализированная терапия, т.е. лечение, направленное на устранение самой причины заболевания – это новая эпоха в здравоохранении. Переход на принципы персонализированной медицины можно сравнить по масштабам лишь с появлением доказательной медицины в 60-х года прошлого века. И если тогда фармакологи, биологи и врачи узнали о том, что такое статистика, то сейчас этим специалистам придется узнать, что такое информатика.

Дело в том, что персонализированная медицина основывается на очень точном определении причины заболевания. Буквально с точностью до отдельной мутации в гене. 

Это означает, что специалистам приходится обрабатывать массивные объемы информации, что физически невозможно без информационных систем.

Немного базовых цифр

Человеческий геном – это файл размером более 700 мегабайт. Международная классификация болезней 11 поколения состоит из более 50 тысяч болезней и состояний, стандартный набор анализов в медицинских лабораториях – более 3 тысяч аналитов, а еще сотни методов инструментальных обследований и пр. Теперь представьте, что врач за карьеру ведет десятки тысяч пациентов с разным набором заболеваний, и вы осознаете, с каким набором данных нужно иметь дело.

Боюсь, что времена студенческих конспектов в медицине заканчиваются.

Лично для меня не удивило, когда я узнал, что ключевые вузы планеты вводят в обязательную программу студентов биологов программирование на Python. И речь идет не только о специализации биоинформатики.

На BIO-Europe было несколько компаний, которые предлагали различные генетические модификации клеток и антител на заказ для лечения онкологических и аутоиммунных патологий.

3. Генотоксичность

Когда вы модифицируете генетический код, важно не только что именно вы модифицируете, но и как. Генотоксичность – это достаточно новый термин, который только начинают вводить в обиходод. Тем не менее, уже сейчас известно, что генетическая модификация с помощью техник, которые на слуху (такие как CRISPR-Cas9 или Talen) приводит к разрывам и новым мутациям в ДНК, и поэтому потенциально может нести риски. Более безопасный способ генетической коррекции был предложен компанией Refuge, которая с 2015 года разрабатывает новое поколение онкологических препаратов на основе собственной платформы генетической коррекции.

4. Новая экономическая модель для создания инновационных методов лечения и диагностики

Основная проблема отрасли заключается в том, что для лечения существующих десятков тысяч заболеваний существует всего около 2 тысяч молекул. Выпуск на рынок новых лекарственных средств по существующему алгоритму является настолько дорогостоящим удовольствием, что для покрытия дефицита не хватит всех денег мира, заработанных со времен финикийцев.

Тем не менее, мы видим, что ситуация плавно, но меняется. На мой взгляд, изменения обусловлены несколькими факторами. Во-первых, существенно увеличилась популяция специалистов, которые способны создать новую терапию. Это повлияло на рынок лабораторного оборудования. 

Теперь новая генетическая терапия может создаваться и в университетских лабораториях.

Кроме того, при консервативной организации процесса разработок новых препаратов инвестиции в прохождение ранних уровней технологической готовности настолько рисковые, что нормы прибыли у профессиональных инвесторов измеряются в тысячах процентов с прохождением каждой новой вехи. Это делает новые препараты не то, что золотыми, а бриллиантовыми. 

Буквально 

К примеру, стоимость курса генной терапии, созданной традиционными инвестициями, может составлять несколько миллионов долларов. 

Для решения этой задачи развитые страны мобилизуют бюджетные ресурсы для финансирования исследовательских проектов вплоть до 5 уровня технологической готовности.

Благодаря такому подходу мы увидели, к примеру, как призер Innovatie UK, компания Ikarovec создала генную терапию возрастной макулодистрофии и диабетической ретинопатии. И самое главное, что это было сделано весьма скромными средствами. Общий объем финансирования составил всего 3 млн фунтов.

5. Децентрализованное производство

Если оценить ретроспективно развитие биофармы, то мы увидим, что сначала биологические продукты производились на единичных производственных площадках, откуда отправлялись по всему миру. Потом производства локализировались до уровня регионов, потом отдельных стран.

Уже многие годы идет работа по созданию портативных госпитальных биореакторов для производства лекарств для потребностей конкретной эпидемической ситуации.

Но и это оказалось далеко не пределом.

Сейчас стала возможной имплантация живых клеток, продуцирующих необходимые вещества непосредственно в организме человека. При этом разные техники инкапсуляции оберегают клетки от иммунного ответа и позволяют справиться без иммуносупрессии, которая применяется в трансплантации для того, чтоб организм не отторгал чужеродную жизнь.

Команда TreeFrog Therapeutics из малюсенького городка близ Бордо, сумела достичь высоких результатов в инкапсуляции, при которых в неделю умирают лишь 2% клеток.

Это означает, что можно создать, к примеру, терапию диабета, при которой препарат можно вводить лишь раз в полгода-год.

То, что обсуждалось на BIO-Europe, безусловно, очень перспективно, но тем не менее, станет доступным глобально для врачей и пациентов не ранее, чем лет через 10-20. Поэтому стоит набраться терпения и дожить до этого прекрасного нового мира.

Однако, уже сейчас мы можем увидеть, куда именно движется отрасль и здравоохранение в целом.